ОЛОВЯННЫЕ СОЛДАТИКИ

 Сыну 

 Будут и стихи, и математика,
 Почести, долги, неравный бой.
 Нынче ж оловянные солдатики
 Здесь, на старой карте, стали в строй.

 Лучше бы уж он держал в казарме их!
 Но, ведь на войне, как на войне,-
 Падают бойцы в обеих армиях,
 Поровну на каждой стороне.

 И какая, к дьяволу, стратегия,
 И какая тактика, к чертям!
 Вот сдалась нейтральная Норвегия.
 Толпам оловянных египтян.

 Левою рукою Скандинавия,
 Лишена престижа своего,
 Но рука решительная правая
 Вмиг восстановила статус-кво!

 Может быть - пробелы в воспитании
 Иль в образованьи слабина.
 Но не может выиграть кампании
 Та или другая сторона.

 Сколько б ни предпринимали армии
 Контратак, прорывов и бросков,
 Все равно, на каждом полушарии
 Поровну игрушечных бойцов.

 Где вы, легкомысленные гении,
 Или вам явиться недосуг?
 Где вы, проигравшие сражения
 Просто, не испытывая мук?

 Или вы, несущие в венце зарю
 Битв, побед, триумфов и могил,
 Где вы, уподобленные Цезарю,
 Что пришел, увидел, победил?

 Совести проблеммы окаянные -
 Как перед собой не согрешить?
 Тут и там солдаты оловянные -
 Как решить, кто должен победить?

 Мучается полководец маленький,
 Ношей непосильной отягчен,
 Вышедший в громадные начальники,
 Шестилетний мой Наполеон.

 Чтобы прекратить его мучения,
 Ровно половину тех солдат
 Я покрасил синим, - шутка гения,-
 Утром вижу - синие лежат.

 Я горжусь успехами такими, но
 Мысль одна с тех пор меня гнетет:
 Как решил он, чтоб погибли именно
 Синие, а не наоборот?

1968
» к списку 
» На отдельной странице

* * *

 Он был хирургом, даже "нейро",
 Хотя и путал мили с га,
 На съезде в Рио-де-Жанейро
 Пред ним все были мелюзга.

 Всех, кому уже жить не светило,
 Превращал он в нормальных людей.
 Но огромное это светило,
 К сожалению, было еврей.

 В науке он привык бороться.
 И за скачком - всегда скачок!
 Он одному первопроходцу
 Поставил новый мозжечок.

 Всех, кому уже жить не светило,
 Превращал он в нормальных людей.
 Но огромное это светило,
 К сожалению, было еврей.

1967
» к списку 
» На отдельной странице

ОН НЕ ВЕРНУЛСЯ ИЗ БОЯ

 Почему все не так? Вроде все как всегда:
 То же небо - опять голубое,
 Тот же лес, тот же воздух и та же вода,
 Только он не вернулся из боя.

 Мне теперь не понять, кто же прав был из нас
 В наших спорах без сна и покоя.
 Мне не стало хватать его только сейчас,
 Когда он не вернулся из боя.

 Он молчал невпопад и не в такт подпевал,
 Он всегда говорил про другое,
 Он мне спать не давал, он с восходом вставал,
 А вчера не вернулся из боя.

 То, что пусто теперь, - не про то разговор,
 Вдруг заметил я - нас было двое.
 Для меня будто ветром задуло костер,
 Когда он не вернулся из боя.

 Нынче вырвалась, будто из плена, весна,
 По ошибке окликнул его я:
 - Друг, оставь покурить! - А в ответ - тишина:
 Он вчера не вернулся из боя.

 Наши мертвые нас не оставят в беде,
 Наши павшие - как часовые.
 Отражается небо в лесу, как в воде,
 И деревья стоят голубые.

 Нам и места в землянке хватало вполне,
 Нам и время текло для обоих.
 Все теперь одному. Только кажется мне,
 Это я не вернулся из боя.

1969
» к списку 
» На отдельной странице

ОНА БЫЛА В ПАРИЖЕ

 Ларисе Лужиной

Наверно, я погиб. Глаза закрою - вижу.
Наверно, я погиб: робею, а потом -
Куда мне до нее! Она была в Париже,
И я вчера узнал - не только в нем одном.

Какие песни пел я ей про Север дальний!
Я думал: вот чуть-чуть - и будем мы на "ты".
Но я напрасно пел о полосе нейтральной -
Ей глубоко плевать, какие там цветы.

Я спел тогда еще - я думал, это ближе, -
Про юг и про того, кто раньше с нею был.
Но что ей до меня! Она была в Париже,
Ей сам Марсель Марсо чего-то говорил.

Я бросил свой завод, хоть в общем, был не вправе,
Засел за словари на совесть и на страх,
Но что ей до того! Она уже в Варшаве,
Мы снова говорим на разных языках...

Приедет - я скажу по-польски: "Проше, пани,
Прими таким, как есть, не буду больше петь!"
Но что ей до меня! - она уже в Иране, -
Я понял - мне за ней, конечно, не успеть.

Ведь она сегодня здесь, а завтра будет в Осле -
Да, я попал впросак, да, я попал в беду!
Кто раньше с нею был и тот, кто будет после,-
Пусть пробуют они. Я лучше пережду.

1966
» к списку 
» На отдельной странице

* * *

Она на двор - он со двора,-
Такая уж любовь у них.
А он работает с утра,
Всегда с утра работает.

Ее и знать никто не знал,
А он считал пропащею,
А он носился и страдал
Идеею навязчивой:

У ней отец - полковником,
А у него - пожарником.
Он, в общем, ей не ровня был,
Но вел себя охальником.

Роман случился просто так,
Роман так странно начался:
Он предложил ей четвертак -
Она давай артачиться...

А черный дым все шел и шел,
А черный дым взвивался вверх...
И так им было хорошо -
Любить ее он клялся век!

А клены длинные росли -
Считались колокольнями,
А люди шли, а люди шли,
Путями шли окольными...

Какие странные дела
У нас в России лепятся!
А как она ему дала,
Расскажут - не поверится...

А после дела темного,
А после дела крупного
Искал места укромные,
Искал места уютные.

И если б наша власть была
Для нас для всех понятная,
То счастие б она нашла,
А нынче - жизнь проклятая!..

1965
» к списку 
» На отдельной странице

* * *

 Оплавляются свечи
 На старинный паркет,
 И стекает на плечи
 Серебро с эполет.
 Как в агонии бродит
 Золотое вино...
 Все былое уходит,-
 Что придет - все равно.

 И, в предсмертном томленье
 Озираясь назад,
 Убегают олени,
 Нарываясь на залп.
 Кто-то дуло наводит
 На невинную грудь...
 Все былое уходит,-
 Пусть придет что-нибудь.

 Кто-то злой и умелый,
 Веселясь, наугад
 Мечет острые стрелы
 В воспаленный закат.
 Слышно в буре мелодий
 Повторение нот...
 Все былое уходит,-
 Пусть придет что придет.

1972
» к списку 
» На отдельной странице

ОСТОРОЖНО! ГРИЗЛИ!

 Михаилу 
 с огромной любовью и пониманием

 Однажды я, накушавшись от пуза,
 Дурной и красный, словно из парилки,
 По кабакам в беспамятстве кружа,
 Очнулся на коленях у француза -
 Я из его тарелки ел без вилки
 И тем француза резал без ножа.

 Кричал я: "Друг! За что боролись?!" - Он
 Не разделял со мной моих сомнений.
 Он был напуган, смят и потрясен,
 И пробовал прогнать меня с коленей.

 Не тут-то было! Я сидел надежно,
 Обняв его за тоненькую шею,
 Смяв оба его лацкана в руке,
 Шептал ему: "Ах! Как неосторожно!
 Тебе б зарыться, спрятаться в траншею,
 А ты рискуешь в русском кабаке!"

 Он тушевался, а его жена
 Прошла легко сквозь все перипетии,-
 Еще бы - с ними пил сам Сатана,
 Но добрый, ибо родом из России.

 Француз страдал от недопониманья,
 Взывал ко всем: к жене, к официантам,-
 Жизнь для него пошла наоборот.
 Цыгане висли, скрипками шаманя,
 И вымогали мзду не по талантам,
 А я совал рагу французу в рот.

 И я вопил: "Отец мой имярек -
 Герой, а я тут с падалью якшаюсь!"
 И восемьдесят девять человек
 Кивали в такт, со мною соглашаясь.

 Калигулу ли, Канта ли, Катулла,
 Пикассо ли?! - кого еще, не знаю,-
 Европа предлагает невпопад.
 Меня куда бы пьянка ни метнула -
 Я свой Санкт-Петербург не променяю
 На вкупе все, хоть он и - Ленинград.

 В мне одному немую тишину
 Я убежал до ужаса тверезый.
 Навеки потеряв свою жену,
 В углу сидел француз, роняя слезы.

 Я ощутил намеренье благое -
 Сварганить крылья из цыганской шали,
 Крылатым стать и недоступным стать,-
 Мои друзья - пьянющие изгои -
 Меня хватали за руки, мешали,-
 Никто не знал, что я умел летать.

 Через Pegeaut я прыгнул на Faubourg
 И приобрел повторное звучанье,-
 На ноте до завыл Санкт-Петербург,
 А это означало: до свиданья!

 Мне б - по моим мечтам - в каменоломню:
 Так много сил, что все перетаскаю,-
 Таскал в России - грыжа подтвердит.
 Да знали б вы, что я совсем не помню,
 Кого я бью по пьянке и ласкаю,
 И что плевать хотел на interdite.

 Да, я рисую, трачу и кучу,
 Я даже чуть избыл привычку к лени.
 ...Я потому французский не учу,
 Чтоб мне не сели на колени.


 25 июля , в самолете

1978
» к списку 
» На отдельной странице

* * *

 От скучных шабашей
 Смертельно уставши,
 Две ведьмы идут и беседу ведут:
 "Ну что ты, брат-ведьма,
 Пойтить посмотреть бы,
 Как в городе наши живут!

 Как все изменилось!
 Уже развалилось
 Подножие Лысой горы.
 И молодцы вроде
 Давно не заходят -
 Остались одни упыри..."

 Спросил у них леший:
 "Вы камо грядеши?"
 "Намылились в город - у нас ведь тоска!.
 "Ах, глупые бабы!
 Да взяли хотя бы
 С собою меня, старика".

 Ругая друг дружку,
 Взошли на опушку.
 Навстречу попался им враг-вурдалак.
 Он скверно ругался,
 Но к ним увязался,
 Кричал, будто знает, что как.

 Те к лешему: как он?
 "Возьмем вурдалака!
 Но кровь не сосать и прилично вести!"
 Тот малость покрякал,
 Клыки свои спрятал -
 Красавчиком стал,- хоть крести.

 Освоились быстро,-
 Под видом туристов
 Поели-попили в кафе "Гранд-отель".
 Но леший поганил
 Своими ногами -
 И их попросили оттель.

 Пока леший брился,
 Упырь испарился,-
 И леший доверчивость проклял свою.
 А ведьмы пошлялись -
 И тоже смотались,
 Освоившись в этом раю.

 И наверняка ведь
 Прельстили бега ведьм:
 Там много орут, и азарт на бегах,-
 И там проиграли
 Ни много ни мало -
 Три тысячи в новых деньгах.

 Намокший, поблекший,
 Насупился леший,
 Но вспомнил, что здесь его друг, домовой,-
 Он начал стучаться:
 "Где друг, домочадцы?!"
 Ему отвечают: "Запой".

 Пока ведьмы выли
 И все просадили,
 Пока леший пил-надирался в кафе,-
 Найдя себе вдовушку,
 Выпив ей кровушку,
 Спал вурдалак на софе.

1967
» к списку 
» На отдельной странице

* * *

 Другу моему Михаилу 

 Открытые двери
 Больниц, жандармерий -
 Предельно натянута нить,-
 Французские бесы -
 Большие балбесы,
 Но тоже умеют кружить.

 Я где-то точно - наследил,-
 Последствия предвижу:
 Меня сегодня бес водил
 По городу Парижу,
 Канючил: "Выпей-ка бокал!
 Послушай-ка гитары!"-
 Таскал по русским кабакам,
 Где - венгры да болгары.

 Я рвался на природу, в лес,
 Хотел в траву и в воду, -
 Но это был - французский бес:
 Он не любил природу.
 Мы - как сбежали из тюрьмы,-
 Веди куда угодно,-
 Пьянели и трезвели мы
 Всегда поочередно.
 
 И бес водил, и пели мы,
 И плакали свободно.

 А друг мой - гений всех времен,
 Безумец и повеса,-
 Когда бывал в сознанье он -
 Седлал хромого беса.
 Трезвея, он вставал под душ,
 Изничтожая вялость,-
 И бесу наших русских душ
 Сгубить не удавалось.

 А то, что друг мой сотворил,-
 От бога, не от беса,-
 Он крупного помола был,
 Крутого был замеса.
 Его снутри не провернешь
 Ни острым, ни тяжелым,
 Хотя он огорожен сплошь
 Враждебным частоколом.

 Пить - наши пьяные умы
 Считали делом кровным,-
 Чего наговорили мы
 И правым и виновным!
 Нить порвалась - и понеслась,-
 Спасайте наши шкуры!
 Больницы плакали по нас,
 А также префектуры.

 Мы лезли к бесу в кабалу,
 С гранатами - под танки,-
 Блестели слезы на полу,
 А в них тускнели франки.
 Цыгане пели нам про шаль
 И скрипками качали -
 Вливали в нас тоску-печаль,-
 По горло в нас печали.

 Уж влага из ушей лилась -
 Все чушь, глупее чуши,-
 Но скрипки снова эту мразь
 Заталкивали в души.
 Армян в браслетах и серьгах
 Икрой кормили где-то,
 А друг мой в черных сапогах -
 Стрелял из пистолета.

 Набрякли жилы, и в крови
 Образовались сгустки,-
 И бес, сидевший визави,
 Хихикал по-французски.
 Все в этой жизни - суета,-
 Плевать на префектуры!
 Мой друг подписывал счета
 И раздавал купюры.

 Распахнуты двери
 Больниц, жандармерий -
 Предельно натянута нить,-
 Французские бесы -
 Такие балбесы! -
 Но тоже умеют кружить.

1978
» к списку 
» На отдельной странице

ОХОТА НА ВОЛКОВ

 Рвусь из сил и из всех сухожилий, 
 Но сегодня - опять, как вчера,- 
 Обложили меня, обложили, 
 Гонят весело на номера.

 Из-за елей хлопочут двустволки - 
 Там охотники прячутся в тень. 
 На снегу кувыркаются волки, 
 Превратившись в живую мишень.

 Идет охота на волков, идет охота!
 На серых хищников - матерых и щенков. 
 Кричат загонщики, и лают псы до рвоты. 
 Кровь на снегу и пятна красные флажков.

 Не на равных играют с волками 
 Егеря, но не дрогнет рука!
 Оградив нам свободу флажками, 
 Бьют уверенно, наверняка.

 Волк не может нарушить традиций. 
 Видно, в детстве, слепые щенки, 
 Мы, волчата, сосали волчицу 
 И всосали - "Нельзя за флажки!"

 Идет охота на волков, идет охота!
 На серых хищников - матерых и щенков. 
 Кричат загонщики, и лают псы до рвоты. 
 Кровь на снегу и пятна красные флажков.

 Наши ноги и челюсти быстры. 
 Почему же - вожак, дай ответ - 
 Мы затравленно мчимся на выстрел 
 И не пробуем через запрет?

 Волк не должен, не может иначе! 
 Вот кончается время мое. 
 Тот, которому я предназначен, 
 Улыбнулся и поднял ружье. 

 Идет охота на волков, идет охота!
 На серых хищников - матерых и щенков. 
 Кричат загонщики, и лают псы до рвоты. 
 Кровь на снегу и пятна красные флажков.

 Я из повиновения вышел 
 За флажки - жажда жизни сильней! 
 Только сзади я радостно слышал 
 Удивленные крики людей.

 Рвусь из сил, из всех сухожилий, 
 Но сегодня - не так, как вчера!
 Обложили меня, обложили, 
 Но остались ни с чем егеря!

 Идет охота на волков, идет охота!
 На серых хищников - матерых и щенков. 
 Кричат загонщики, и лают псы до рвоты. 
 Кровь на снегу и пятна красные флажков.

1968
» к списку 
» На отдельной странице

ОХОТА НА КАБАНОВ

 Грязь сегодня еще непролазней,
 Сверху мразь, словно бог без штанов,-
 К черту дождь - у охотников праздник:
 Им сегодня стрелять кабанов.

 Били в ведра и гнали к болоту,
 Вытирали промокшие лбы,
 Презирали лесов позолоту,
 Поклоняясь азарту пальбы.

 Егерей за кровожадность не пинайте,
 Вы охотников носите на руках,-
 Любим мы кабанье мясо в карбонате,
 Обожаем кабанов в окороках.

 Кабанов не тревожила дума:
 Почему и за что, как в плену,-
 Кабаны убегали от шума,
 Чтоб навек обрести тишину.

 Вылетали из ружей жаканы,
 Без разбору разя, наугад,-
 Будто радостно бил в барабаны
 Боевой пионерский отряд.

 Егерей за кровожадность не пинайте,
 Вы охотников носите на руках,-
 Любим мы кабанье мясо в карбонате,
 Обожаем кабанов в окороках.

 Шум, костер и тушенка из банок,
 И "охотничья" водка - на стол.
 Только полз присмиревший подранок,
 Завороженно глядя на ствол.

 А потом - спирт плескался в канистре,
 Спал азарт, будто выигран бой:
 Снес подранку полчерепа выстрел -
 И рога протрубили отбой.

 Егерей за кровожадность не пинайте,
 Вы охотников носите на руках,-
 Любим мы кабанье мясо в карбонате,
 Обожаем кабанов в окороках.

 Мне сказали они про охоту,
 Над угольями тушу вертя:
 "Стосковались мы, видно, по фронту,-
 По атакам, да и по смертям.

 Это вроде мы снова в пехоте,
 Это вроде мы снова - в штыки,
 Это душу отводят в охоте
 Уцелевшие фронтовики..."

 Егерей за кровожадность не пинайте,
 Вы охотников носите на руках,-
 Любим мы кабанье мясо в карбонате,
 Обожаем кабанов в окороках.

1969
» к списку 
» На отдельной странице

ОХОТА С ВЕРТОЛЕТОВ

 Михаилу 

Словно бритва, рассвет полоснул по глазам,
Отворились курки, как волшебный сезам,
Появились стрелки, на помине легки,-
И взлетели стрекозы с протухшей реки,
И потеха пошла - в две руки, в две руки!

Вы легли на живот и убрали клыки.
Даже тот, даже тот, кто нырял под флажки,
Чуял волчие ямы подушками лап;
Тот, кого даже пуля догнать не могла б,-
Тоже в страхе взопрел и прилег - и ослаб.

Чтобы жизнь улыбалась волкам - не слыхал,-
Зря мы любим ее, однолюбы.
Вот у смерти - красивый широкий оскал
И здоровые, крепкие зубы.

 Улыбнемся же волчей ухмылкой врагу -
 Псам еще не намылены холки!
 Но - на татуированном кровью снегу
 Наша роспись: мы больше не волки!

Мы ползли, по-собачьи хвосты подобрав,
К небесам удивленные морды задрав:
Либо с неба возмездье на нас пролилось,
Либо света конец - и в мозгах перекос,-
Только били нас в рост из железных стрекоз.

Кровью вымокли мы под свинцовым дождем -
И смирились, решив: все равно не уйдем!
Животами горячими плавили снег.
Эту бойню затеял не Бог - человек:
Улетающим - влет, убегающим - в бег...

Свора псов, ты со стаей моей не вяжись,
В равной сваре - за нами удача.
Волки мы - хороша наша волчая жизнь,
Вы собаки - и смерть вам собачья!

 Улыбнемся же волчей ухмылкой врагу,
 Чтобы в корне пресечь кривотолки.
 Но - на татуированном кровью снегу
 Наша роспись: мы больше не волки!

К лесу - там хоть немногих из вас сберегу!
К лесу, волки,- труднее убить на бегу!
Уносите же ноги, спасайте щенков!
Я мечусь на глазах полупьяных стрелков
И скликаю заблудшие души волков.

Те, кто жив, затаились на том берегу.
Что могу я один? Ничего не могу!
Отказали глаза, притупилось чутье...
Где вы, волки, былое лесное зверье,
Где же ты, желтоглазое племя мое?!

...Я живу, но теперь окружают меня
Звери, волчих не знавшие кличей,-
Это псы, отдаленная наша родня,
Мы их раньше считали добычей.

 Улыбаюсь я волчей ухмылкой врагу,
 Обнажаю гнилые осколки.
 Но - на татуированном кровью снегу
 Наша роспись: мы больше не волки!

1977
» к списку 
» На отдельной странице

ОЧЕРЕДЬ

 А люди все роптали и роптали,
 А люди справедливости хотят:
 - Мы в очереди первыe стояли,
 А те, кто сзади нас, - уже едят.

 Им объяснили, чтобы не ругаться:
 - Мы просим вас, уйдите, дорогие!
 Те, кто едят, ведь это - иностранцы,
 А вы, прошу прощенья, кто такие?

 А люди все роптали и роптали,
 А люди справедливости хотят:
 - Мы в очереди первыe стояли,
 А те, кто сзади нас, - уже едят.

 Но снова объяснил администратор:
 - Я вас прошу, уйдите, дорогие!
 Те, кто едят, ведь это - делегаты,
 А вы, прошу прощенья, кто такие?

 А люди все роптали и роптали,
 А люди справедливости хотят:
 - Мы в очереди первыe стояли,
 А те, кто сзади нас, - уже едят.

1966
» к списку 
» На отдельной странице

ОЧИ ЧЕРНЫЕ

 Во хмелю слегка,
 Лесом правил я.
 Не устал пока,-
 Пел за здравие.
 А умел я петь
 Песни вздорные:
 "Как любил я вас,
 Очи черные..."

То плелись, то неслись, то трусили рысцой.
И болотную слизь конь швырял мне в лицо.
Только я проглочу вместе с грязью слюну,
Штоф у горла скручу - и опять затяну:

 "Очи черные!
 Как любил я вас..."
 Но - прикончил я
 То, что впрок припас.
 Головой тряхнул,
 Чтоб слетела блажь,
 И вокруг взглянул -
 И присвистнул аж:

Лес стеной впереди - не пускает стена,-
Кони прядут ушами, назад подают.
Где просвет, где прогал - не видать ни рожна!
Колют иглы меня, до костей достают.

 Коренной ты мой,
 Выручай же, брат!
 Ты куда, родной,-
 Почему назад?!
 Дождь - как яд с ветвей -
 Недобром пропах.
 Пристяжной моей
 Волк нырнул под пах.

Вот же пьяный дурак, вот же налил глаза!
Ведь погибель пришла, а бежать - не суметь,-
Из колоды моей утащили туза,
Да такого туза, без которого - смерть!

 Я ору волкам:
 "Побери вас прах!..." -
 А коней пока
 Подгоняет страх.
 Шевелю кнутом -
 Бью крученые
 И ору притом:
 "Очи черные!.."

Храп, да топот, да лязг, да лихой перепляс -
Бубенцы плясовую играют с дуги.
Ах вы кони мои, погублю же я вас,-
Выносите, друзья, выносите, враги!

 ...От погони той
 Даже хмель иссяк.
 Мы на кряж крутой -
 На одних осях,
 В хлопьях пены мы -
 Струи в кряж лились,-
 Отдышались, отхрипели
 Да откашлялись.

Я лошадкам забитым, что не подвели,
Поклонился в копыта, до самой земли,
Сбросил с воза манатки, повел в поводу...
Спаси бог вас, лошадки, что целым иду!

1974
» к списку 
» На отдельной странице

ОШИБКА ВЫШЛА

Я был и слаб и уязвим,
Дрожал всем существом своим,
Кровоточил своим больным
Истерзанным нутром,-
И, словно в пошлом попурри,
Огромный лоб возник в двери
И озарился изнутри
Здоровым недобром.

Но властно дернулась рука:
"Лежать лицом к стене!" -
И вот мне стали мять бока
На липком топчане.

А самый главный - сел за стол,
Вздохнул осатанело
И что-то на меня завел,
Похожее на "дело".

Вот в пальцах цепких и худых
Смешно задергался кадык,
Нажали в пах, потом - под дых,
На печень-бедолагу.
Когда давили под ребро -
Как екало мое нутро!
И кровью харкало перо
В невинную бумагу.

В полубреду, в полупылу
Разделся донага,-
В углу готовила иглу
Нестарая карга,-

И от корней волос до пят
По телу ужас плелся:
А вдруг уколом усыпят,
Чтоб сонный раскололся?!

Он, потрудясь над животом,
Сдавил мне череп, а потом
Предплечья мне стянул жгутом
И крови ток прервал.
Я, было, взвизгнул, но замолк,-
Сухие губы на замок,-
А он кряхтел, кривился, мок,
Писал и ликовал.

Он в раж вошел - знакомый раж,-
Но я как заору:
"Чего строчишь? А ну, покажь
Секретную муру!.."

Подручный - бывший психопат -
Связал мои запястья,-
Тускнели, выложившись в ряд,
Орудия пристрастья.

Я терт и бит, и нравом крут,
Могу - вразнос, могу - враскрут,-
Но тут смирят, но тут уймут -
Я никну и скучаю.
Лежу я, голый как сокол,
А главный - шмыг да шмыг за стол -
Все что-то пишет в протокол,
Хоть я не отвечаю.

Нет, надо силы поберечь,
А то ослаб, устал,-
Ведь скоро пятки будут жечь,
Чтоб я захохотал,

Держусь на нерве, начеку,
Но чувствую отвратно,-
Мне в горло сунули кишку -
Я выплюнул обратно.

Я взят в тиски, я в клещи взят -
По мне елозят, егозят,
Все вызвать, выведать хотят,
Все пробуют на ощупь.
Тут не пройдут и пять минут,
Как душу вынут, изомнут,
Всю испоганят, изорвут,
Ужмут и прополощут.

"Дыши, дыши поглубже ртом!
Да выдохни, - умрешь!"
"У вас тут выдохни - потом
Навряд ли и вздохнешь!"

Во весь свой пересохший рот
Я скалюсь: "Ну, порядки!
Со мною номер не пройдет,
Товарищи-ребятки!"

Убрали свет и дали газ,
Доска какая-то зажглась,-
И гноем брызнуло из глаз,
И булькнула трахея.
И он зверел, входил в экстаз,
Приволокли зачем-то таз...
Я видел это как-то раз -
Фильм в качестве трофея.

Ко мне заходят со спины
И делают укол...
"Колите, сукины сыны,
Но дайте протокол!"

Я даже на колени встал,
Я к тазу лбом прижался;
Я требовал и угрожал,
Молил и унижался.

Но туже затянули жгут,
Вон вижу я - спиртовку жгут,
Все рыжую чертовку ждут
С волосяным кнутом.
Где-где, а тут свое возьмут!
А я гадаю, старый шут:
Когда же раскаленный прут -
Сейчас или потом?

Шабаш калился и лысел,
Пот лился горячо,-
Раздался звон - и ворон сел
На белое плечо.

И ворон крикнул: "Nеvеrмоrе!" -
Проворен он и прыток,-
Напоминает: прямо в морг
Выходит зал для пыток.

Я слабо поднимаю хвост,
Хотя для них я глуп и прост:
"Эй! За пристрастный ваш допрос
Придется отвечать!
Вы, как вас там по именам,-
Вернулись к старым временам!
Но протокол допроса нам
Обязаны давать!"

И я через плечо кошу
На писанину ту:
"Я это вам не подпишу,
Покуда не прочту!"

Мне чья-то желтая спина
Ответила бесстрастно:
"А ваша подпись не нужна -
Нам без нее все ясно".

"Сестренка, милая, не трусь -
Я не смолчу, я не утрусь,
От протокола отопрусь
При встрече с адвокатом!
Я ничего им не сказал,
Ни на кого не показал,-
Скажите всем, кого я знал:
Я им остался братом!"

Он молвил, подведя черту:
"Читай, мол, и остынь!"
Я впился в писанину ту,
А там - одна латынь...

В глазах - круги, в мозгу - нули,-
Проклятый страх, исчезни:
Они же просто завели
Историю болезни!

1975
» к списку 
» На отдельной странице

ПАМЯТИ ВАСИЛИЯ ШУКШИНА

 Еще ни холодов, ни льдин. 
 Земля тепла. Красна калина. 
 А в землю лег еще один 
 На Новодевичьем мужчина. 

 "Должно быть, он примет не знал, - 
 Народец праздный суесловит, - 
 Смерть тех из нас всех прежде ловит, 
 Кто понарошку умирал." 

 Коль так, Макарыч, - не спеши, 
 Спусти колки, ослабь зажимы, 
 Пересними, перепиши, 
 Переиграй - останься живым. 

 Но в слезы мужиков вгоняя, 
 Он пулю в животе понес, 
 Припал к земле, как верный пес. 
 А рядом куст калины рос, 
 Калина - красная такая... 

 Смерть самых лучших намечает 
 И дергает по одному. 
 Такой наш брат ушел во тьму!... 
 Не буйствует и не скучает. 

 А был бы "Разин" в этот год. 
 Натура где - Онега, Нарочь? 
 Все печки-лавочки, Макарыч! 
 Такой твой парень не живет. 

 Вот после временной заминки, 
 Рок процедил через губу: 
 "Снять со скуластого табу 
 За то, что видел он в гробу 
 Все панихиды и поминки. 

 Того, с большой душою в теле 
 И с тяжким грузом на горбу, 
 Чтоб не испытывал судьбу, 
 Взять утром тепленьким с постели!" 

 И после непременной бани, 
 Чист перед богом и тверез, 
 Взял да и умер он всерьез, 
 Решительней, чем на экране.

1974
» к списку 
» На отдельной странице

ПАМЯТНИК

Я при жизни был рослым и стройным,
Не боялся ни слова, ни пули
И в привычные рамки не лез,-
Но с тех пор, как считаюсь покойным,
Охромили меня и согнули,
К пьедесталу прибив "Ахиллес".

Не стряхнуть мне гранитного мяса
И не вытащить из постамента
Ахиллесову эту пяту,
И железные ребра каркаса
Мертво схвачены слоем цемента,-
Только судороги по хребту.

 Я хвалился косою саженью -
 Нате смерьте! -
 Я не знал, что подвергнусь суженью
 После смерти,-
 Но в обычные рамки я всажен -
 На спор вбили,
 А косую неровную сажень -
 Распрямили.

И с меня, когда взял я да умер,
Живо маску посмертную сняли
Расторопные члены семьи,-
И не знаю, кто их надоумил,-
Только с гипса вчистую стесали
Азиатские скулы мои.

Мне такое не мнилось, не снилось,
И считал я, что мне не грозило
Оказаться всех мертвых мертвей,-
Но поверхность на слепке лоснилась,
И могильною скукой сквозило
Из беззубой улыбки моей.

 Я при жизни не клал тем, кто хищный,
 В пасти палец,
 Подходившие с меркой обычной -
 Опасались,-
 Но по снятии маски посмертной -
 Тут же в ванной -
 Гробовщик подошел ко мне с меркой
 Деревянной...

А потом, по прошествии года,-
Как венец моего исправленья -
Крепко сбитый литой монумент
При огромном скопленье народа
Открывали под бодрое пенье,-
Под мое - с намагниченных лент.

Тишина надо мной раскололась -
Из динамиков хлынули звуки,
С крыш ударил направленный свет,-
Мой отчаяньем сорванный голос
Современные средства науки
Превратили в приятный фальцет.

 Я немел, в покрывало упрятан,-
 Все там будем! -
 Я орал в то же время кастратом
 В уши людям.
 Саван сдернули - как я обужен,-
 Нате смерьте! -
 Неужели такой я вам нужен
 После смерти?!

Командора шаги злы и гулки.
Я решил: как во времени оном -
Не пройтись ли, по плитам звеня?-
И шарахнулись толпы в проулки,
Когда вырвал я ногу со стоном
И осыпались камни с меня.

Накренился я - гол, безобразен,-
Но и падая - вылез из кожи,
Дотянулся железной клюкой,-
И, когда уже грохнулся наземь,
Из разодранных рупоров все же
Прохрипел я похоже: "Живой!"

 И паденье меня и согнуло,
 И сломало,
 Но торчат мои острые скулы
 Из металла!
 Не сумел я, как было угодно -
 Шито-крыто.
 Я, напротив,- ушел всенародно
 Из гранита.

1973
» к списку 
» На отдельной странице

* * *

 Парад-алле, не видно кресел, мест!
 Оркестр шпарил марш - и вдруг, весь в черном,
 Эффектно появился шпрехшталмейстер
 И крикнул о сегодняшнем коверном.

 Вот на манеже мощный черный слон -
 Он показал им свой нерусский норов.
 Я раньше был уверен, будто он -
 Главою у зверей и у жонглеров.

 Я был не прав: с ним шел холуй с кнутом,
 Кормил его, ласкал, лез целоваться
 И на ухо шептал ему... О чем?!
 В слоне я сразу начал сомневаться.

 Потом слон сделал что-то вроде па -
 С презреньем, и уведен был куда-то.
 И всякая полезла шантрапа -
 В лице людей, певиц и акробатов.

 Вот выскочили трое молодцов -
 Одновременно всех подвергли мукам,-
 Но вышел мужичок, из наглецов,
 И их убрал со сцены ловким трюком.

 Потом, когда там кто-то выжимал
 Людей ногами, грудью и руками,-
 Тот мужичок весь цирк увеселял
 Какой-то непонятностью с шарами.

 Он все за что-то брался, что-то клал,
 Хватал за все,- я понял: вот работа!
 Весь трюк был в том, что он не то хватал -
 Наверное, высмеивал кого-то.

 Убрав его - он был навеселе -
 Арену занял сонм эквилибристов...
 Ну все, пора кончать парад-алле
 Коверных! Дайте туш - даешь артистов!


 Между 1967 и

1969
» к списку 
» На отдельной странице

* * *

 Парня спасем,
 Парня в детдом -
 На воспитанье!
 Даром учить,
 Даром поить,
 Даром питанье!..

 Жизнь - как вода,
 Вел я всегда
 Жизнь бесшабашную,-
 Все ерунда,
 Кроме суда
 Самого страшного.

 Все вам дадут,
 Все вам споют -
 Будьте прилежными,-
 А за оклад -
 Ласки дарят
 Самые нежные.

 Вел я всегда
 Жизнь без труда -
 Жизнь бесшабашную,-
 Все ерунда,
 Кроме суда
 Самого страшного.

1965
» к списку 
» На отдельной странице

ПАРОДИЯ НА ПЛОХОЙ ДЕТЕКТИВ

 Опасаясь контрразведки, избегая жизни светской, 
 Под английским псевдонимом "мистер Джон Ланкастер Пек", 
 Вечно в кожаных перчатках - чтоб не делать отпечатков,- 
 Жил в гостинице "Советской" несоветский человек. 

 Джон Ланкастер в одиночку, преимущественно ночью, 
 Чем-то щелкал, в чем был спрятан инфракрасный объектив, -
 А потом в нормальном свете представало в черном цвете 
 То, что ценим мы и любим, чем гордится коллектив. 

 Клуб на улице Нагорной стал общественной уборной, 
 Наш родной Центральный рынок стал похож на грязный склад. 
 Искаженный микропленкой, ГУМ стал маленькой избенкой, 
 И уж вспомнить неприлично, чем предстал театр МХАТ. 

 Но работать без подручных - может, грустно, может - скучно. 
 Враг подумал, враг был дока, - написал фиктивный чек. 
 И где-то в дебрях ресторана гражданина Епифана 
 Сбил с пути и с панталыку несоветский человек. 

 Епифан казался жадным, хитрым, умным, плотоядным, 
 Меры в женщинах и в пиве он не знал и не хотел. 
 В общем, так: подручный Джона был находкой для шпиона. 
 Так случиться может с каждым, если пьян и мягкотел. 

 - Вот и первое заданье: в три пятнадцать, возле бани, 
 Может, раньше, может, позже - остановится такси. 
 Надо сесть, связать шофера, разыграть простого вора, 
 А потом про этот случай раструбят по Би-Би-Си. 

 И еще. Оденьтесь свеже, и на выставке в Манеже 
 К вам приблизится мужчина с чемоданом. Скажет он:
 -Не хотите ли черешни?- Вы ответите: - Конечно. - 
 Он вам даст батон с взрывчаткой - принесете мне батон. 

 А за это, друг мой пьяный,- говорил он Епифану,- 
 Будут деньги, дом в Чикаго, много женщин и машин...- 
 Враг не ведал, дурачина, - тот, кому все поручил он, 
 Был чекист, майор разведки и прекрасный семьянин. 

 Да, до этих штучек мастер этот самый Джон Ланкастер. 
 Но жестоко просчитался пресловутый мистер Пек. 
 Обезврежен он, и даже он пострижен и посажен. 
 А в гостинице "Советской" поселился мирный грек.

1966
» к списку 
» На отдельной странице

* * *

 Переворот в мозгах из края в край,
 В пространстве - масса трещин и смещений:
 В Аду решили черти строить рай
 Для собственных грядущих поколений.

 Известный черт с фамилией Черток -
 Агент из Рая - ночью, внеурочно
 Отстукал в Рай: в Аду черт знает что,-
 Что точно - он, Черток, не знает точно.

 Еще ввернул тревожную строку
 Для шефа всех лазутчиков Амура:
 "Я в ужасе,- сам Дьявол начеку,
 И крайне ненадежна агентура".

 Тем временем в Аду сам Вельзевул
 Потребовал военного парада,-
 Влез на трибуну, плакал и загнул:
 "Рай, только рай - спасение для Ада!"

 Рыдали черти и кричали: "Да!
 Мы рай в родной построим Преисподней!
 Даешь производительность труда!
 Пять грешников на нос уже сегодня!"

 "Ну что ж, вперед! А я вас поведу! -
 Закончил Дьявол. - С богом! Побежали!"
 И задрожали грешники в Аду,
 И ангелы в Раю затрепетали.

 И ангелы толпой пошли к Нему -
 К тому, который видит все и знает,-
 А он сказал: "Мне плевать на тьму!" -
 И заявил, что многих расстреляет.

 Что Дьявол - провокатор и кретин,
 Его возня и крики - все не ново,-
 Что ангелы - ублюдки, как один
 И что Черток давно перевербован.

 "Не Рай кругом, а подлинный бедлам,-
 Спущусь на землю - там хоть уважают!
 Уйду от вас к людям ко всем чертям -
 Пускай меня вторично распинают!.."

 И он спустился. Кто он? Где живет?..
 Но как-то раз узрели прихожане -
 На паперти у церкви нищий пьет,
 "Я Бог,- кричит,- даешь на пропитанье!"

 Конец печален (плачьте, стар и млад,-
 Что перед этим всем сожженье Трои?)
 Давно уже в Раю не рай, а ад,-
 Но рай чертей в Аду зато построен!

1970
» к списку 
» На отдельной странице

* * *

 Перед выездом в загранку
 Заполняешь кучу бланков -
 Это еще не беда,-
 Но в составе делегаций
 С вами едет личность в штатском -
 Завсегда.

 А за месяц до вояжа
 Инструктаж проходишь даже -
 Как там проводить все дни:
 Чтоб поменьше безобразий,
 А потусторонних связей
 Чтобы - ни-ни-ни!

 ...Личность в штатском - парень рыжий -
 Мне представился в Париже:
 "Будем с вами жить, я - Никодим.
 Вел нагрузки, жил в Бобруйске,
 Папа - русский, сам я - русский,
 Даже не судим".

 Исполнительный на редкость,
 Соблюдал свою секретность
 И во всем старался мне помочь:
 Он теперь по роду службы
 Дорожил моею дружбой
 Просто день и ночь.

 На экскурсию по Риму
 Я решил без Никодиму:
 Он всю ночь писал и вот уснул,-
 Но личность в штатском, оказалось,
 Раньше боксом увлекалась -
 Так что не рискнул.

 Со мной он завтракал, обедал,
 Он везде - за мною следом,-
 Будто у него нет дел.
 Я однажды для порядку
 Заглянул в его тетрадку -
 Обалдел!

 Он писал - такая стерва! -
 Что в Париже я на мэра
 С кулаками нападал,
 Что я к женщинам несдержан
 И влияниям подвержен
 Будто Запада...

 Значит, личность может даже
 Заподозрить в шпионаже!..
 Вы прикиньте - что тогда?
 Это значит - не увижу
 Я ни Риму, ни Парижу
 Больше никогда!..

1965
» к списку 
» На отдельной странице

* * *

 Передо мной любой факир - ну просто карлик,
 Я их держу заместо мелких фраеров,-
 Возьмите мне один билет до Монте-Карло -
 Я потревожу ихних шулеров!

 Не соблазнят меня ни ихние красотки,
 А на рулетку - только б мне взглянуть,-
 Их банкометы мине вылижут подметки,
 А я на поезд - и в обратный путь.

 Играть я буду и на красных и на черных,
 И в Монте-Карло я облажу все углы,-
 Останутся у них в домах игорных
 Одни хваленые зеленые столы.

 Я привезу с собою массу впечатлений:
 Попью коктейли, послушаю джаз-банд,-
 Я привезу с собою кучу ихних денег -
 И всю валюту сдам в советский банк.

 Я говорю про все про это без ухарства -
 Шутить мне некогда: мне "вышка" на носу,-
 Но пользу нашему родному государству
 Наверняка я этим принесу!

1964
» к списку 
» На отдельной странице

ПЕСЕНКА КИНОАКТЕРА

 Словно в сказке, на экране -
 И не нужен чародей -
 В новом фильме вдруг крестьяне
 Превращаются в князей!

 То купец - то неимущий,
 То добряк - а то злодей,-
 В жизни же - почти непьющий
 И отец восьми детей.

 Мальчишки, мальчишки бегут по дворам,
 Загадочны и голосисты.
 Скорее! Спешите! Приехали к вам
 Живые киноартисты!

 Но для нашего для брата,
 Откровенно говоря,
 Иногда сыграть солдата
 Интересней, чем царя.

 В жизни все без изменений,
 А в кино: то бог, то вор,-
 Много взлетов и падений
 Испытал киноактер.

 Мальчишки, мальчишки бегут по дворам,
 Загадочны и голосисты.
 Скорее! Спешите! Приехали к вам
 Живые киноартисты!

 Сколько версий, сколько спора
 Возникает тут и там!
 Знают про киноактера
 Даже больше, чем он сам.

 И повсюду обсуждают,
 И со знаньем говорят -
 Сколько в месяц получает
 И в который раз женат.

 Мальчишки, мальчишки - не нужно рекламы -
 Загадочны и голосисты.
 Скорее! Спешите! Приехали к вам
 Живые киноартисты!

 Хватит споров и догадок -
 Дело поважнее есть.
 Тем, кто до сенсаций падок,
 Вряд ли интересно здесь.

 Знаете, в кино эпоха
 Может пролететь за миг.
 Люди видят нас, но - плохо
 То, что мы не видим их.

 Вот мы и спешим к незнакомым друзьям -
 И к взрослым, и к детям,-
 На вас посмотреть,- все, что хочется вам,
 Спросите - ответим!

1970
» к списку 
» На отдельной странице

ПЕСЕНКА ПЛАГИАТОРА

 Я с[ей]час взорвусь, как триста тонн тротила,-
 Во мне заряд нетворческого зла.
 Меня сегодня Муза посетила,
 Посетила, так, немного посидела и ушла.

 У ней имелись веские причины,
 Я не имею права на нытье.
 Представьте, Муза ночью у мужчины!
 Бог весть, что люди скажут про нее.

 И все же мне досадно, одиноко,
 Ведь эта Муза, люди подтвердят,
 Засиживалась сутками у Блока,
 У Бальмонта жила не выходя.

 Я бросился к столу - весь нетерпенье,
 Но.. господи, помилуй и спаси!
 Она ушла, исчезло вдохновенье
 И три рубля, должно быть, на такси.

 Я в бешенстве мечусь, как зверь, по дому.
 Но бог с ней, с Музой, я ее простил.
 Она ушла к кому-нибудь другому,
 Я, видно, ее плохо угостил.

 Огромный торт, утыканный свечами,
 Засох от горя, да и я иссяк.
 С соседями я допил, сволочами,
 Для Музы предназначенный коньяк.

 Ушли года, как люди в черном списке.
 Все в прошлом - я зеваю от тоски.
 Она ушла безмолвно, по-английски,
 Но от нее остались две строки.

 Вот две строки,- я гений, прочь сомненья!
 Даешь восторги, лавры и цветы!
 Вот две строки: "Я помню это чудное мгновенье,
 Когда передо мной явилась ты!"

1969
» к списку 
» На отдельной странице

ПЕСЕНКА ПРО ПРЫГУНА В ВЫСОТУ

 Разбег, толчок... И - стыдно подыматься:
 Во рту опилки, слезы из-под век,-
 На рубеже проклятом два двенадцать
 Мне планка преградила путь наверх.

 Я признаюсь вам, как на духу:
 Такова вся спортивная жизнь,-
 Лишь мгновение ты наверху -
 И стремительно падаешь вниз.

 Но съем плоды запретные с древа я,
 И за хвост подергаю славу я.
 У кого толчковая - левая,
 А у меня толчковая - правая!

 Разбег, толчок... Свидетели паденья
 Свистят и тянут за ноги ко дну.
 Мне тренер мой сказал без сожаленья:
 "Да ты же, парень, прыгаешь в длину!

 У тебя - растяженье в паху;
 Прыгать с правой - дурацкий каприз,-
 Не удержишься ты наверху -
 Ты стремительно падаешь вниз".

 Но, задыхаясь словно от гнева я,
 Объяснил толково я: главное,
 Что у них толчковая - левая,
 А у меня толчковая - правая!

 Разбег, толчок... Мне не догнать канадца -
 Он мне в лицо смеется на лету!
 Я снова планку сбил на два двенадцать -
 И тренер мне сказал напрямоту,

 Что начальство в десятом ряду,
 И что мне прополощут мозги,
 Если враз, в сей же час не сойду
 Я с неправильной правой ноги.

 Но я лучше выпью зелье с отравою,
 Я над собой что-нибудь сделаю -
 Но свою неправую правую
 Я не сменю на правую левую!

 Трибуны дружно начали смеяться -
 Но пыл мой от насмешек не ослаб:
 Разбег, толчок, полет... И два двенадцать -
 Теперь уже мой пройденный этап!

 Пусть болит моя травма в паху,
 Пусть допрыгался до хромоты,-
 Но я все-таки был наверху 
 И меня не спихнуть с высоты!

 Так что съел плоды запретные с древа я,
 И поймал за хвост славу я,-
 Пусть у них толчковая - левая,
 Но моя толчковая - правая!

1970
» к списку 
» На отдельной странице